Империя свободы. История ранней республики, 1789-1815 - Gordon S. Wood
В то время как одни жители западной Пенсильвании препятствовали введению налога, вымазывая его дегтем и перьями и терроризируя сборщиков акцизов, другие направляли свой гнев на внезаконные митинги протеста. Они направляли петиции в Конгресс, организовывали собрания и комитеты по переписке, осуждали акциз за то, что он был таким же несправедливым и деспотичным, как и Гербовый закон 1765 года, и подвергали остракизму всех, кто поддерживал акцизный закон или подчинялся ему. Хотя многие из лидеров оппозиции акцизному налогу сами были богатыми людьми, занимавшими важные посты в графствах и штатах, они, безусловно, чувствовали себя беднее и менее влиятельными, чем представители федералистского истеблишмента. Их представители утверждали, что в федеральном правительстве доминируют "аристократы", "купцы-наемники" и "денежные люди", которые стремятся обратить вспять Революцию и лишить свободы простых фермеров Америки.
Поскольку насилие и протесты в 1791 и 1792 годах охватили приграничные районы всех штатов к югу от Нью-Йорка, федералисты на Востоке решили, что весь порядок и власть поставлены под сомнение, а целостность Союза находится под угрозой. По мнению "друзей порядка", в Америке теперь есть представительные республиканские правительства, и больше нет необходимости во внезаконодательных народных собраниях и протестах. Роль граждан в политике заключалась в том, чтобы просто голосовать за своих правителей и представителей и позволять тем, кто знает лучше, управлять правительством. Федералисты считали, что если позволить "сброду" и "невежественному стаду" осуществлять власть, то это приведет лишь к беспорядку и разврату. Не подчиняясь акцизному закону, жители Запада - эти "занятые и беспокойные сыны анархии" - фактически пытались "вернуть нас к тем сценам унижения и бедствия, от которых нас так чудесно избавила новая Конституция".81
Поскольку сопротивление жителей западного Пенсильвания происходило "в штате, в котором находится непосредственное местопребывание правительства", Гамильтон выделил Пенсильванскую глубинку для введения акциза. Кроме того, это был единственный западный регион страны, где некоторые чиновники пытались обеспечить соблюдение закона. В глубинке других штатов налог не получил никакой поддержки. В Кентукки президент Вашингтон даже не смог добиться того, чтобы кто-то согласился занять должность прокурора Соединенных Штатов - должностного лица, которое должно было преследовать уклоняющихся от закона.82 Если уж нужно было проверить национальную власть, то лучше, чтобы это было сделано в Пенсильвании, где элита была расколота. Федералисты считали, что проверка необходима. Было "совершенно необходимо, - говорил Гамильтон, - чтобы без промедления был проведен решительный эксперимент по проверке силы законов и правительства, способного привести их в исполнение".83 Хотя президент Вашингтон меньше, чем Гамильтон, стремился применить силу, он согласился выпустить в сентябре 1792 года прокламацию, осуждающую вызов западных жителей власти и угрожающую строгим соблюдением акцизного налога.
Несмотря на продолжающееся насилие и протесты против акциза в западной Пенсильвании, в 1793 году правительство не предприняло ничего, чтобы поддержать прокламацию президента. Но в 1794 году правительство предложило новые акцизы на нюхательный табак и сахар, что вызвало новый интерес к налогу на виски. В феврале президент вновь выпустил прокламацию, в которой выражалась решимость правительства обеспечить соблюдение закона на Западе. Правительство страны все больше опасалось, что поселенцы в Кентукки и западной части Пенсильвании находятся на грани развала Союза - возможно, с помощью и при поддержке британских чиновников в Канаде. Гамильтон считал, что снисходительное отношение к неплательщикам налогов уже достаточно затянулось, и пришел к выводу, что "не остается иного выбора, кроме как испытать эффективность законов в энергичном преследовании правонарушителей и преступников".84
Эти усилия по обеспечению порядка привели к росту насилия и скоплению шести тысяч человек в районе Питтсбурга, которые угрожающе продемонстрировали свою вооруженную силу. В августе президент Вашингтон отреагировал на это еще одной прокламацией, выражавшей его намерение призвать ополчение для поддержания закона и порядка. Речь уже не шла о подавлении бунтов и толп; лидеры восемнадцатого века привыкли справляться с временными вспышками народных волнений и обычно не паниковали при столкновении с ними. Но давнее сопротивление закону со стороны четырех графств западной Пенсильвании выглядело гораздо серьезнее. Бунтари ссылались на пример революционной Франции, которая недавно казнила своего короля и напустила на него псов войны и террора. Жители западной Пенсильвании подняли свой собственный флаг, установили муляжи гильотин, возвели свои собственные внезаконные суды и заговорили о походе на федеральный гарнизон в Питтсбурге, чтобы захватить оружие. Некоторые напуганные дворяне думали, что мятежники действительно собираются идти на Филадельфию, столицу страны. Восстание, заключил генеральный прокурор Уильям Брэдфорд в августе 1794 года, было частью "хорошо разработанного и регулярного плана по ослаблению и, возможно, свержению генерального правительства".85
Несмотря на желание Гамильтона немедленно применить силу, Вашингтон колебался. Вместо этого он направил комиссию по заключению мира для переговоров с мятежниками. Только после ее провала в конце августа 1794 года он отдал приказ о создании пятнадцати тысяч ополченцев из штатов Нью-Джерси, Пенсильвания, Мэриленд и Вирджиния - армии, превосходящей по численности все, чем он командовал во время революции. Эта чрезмерная демонстрация силы была необходима, заявил президент, поскольку "мы не давали миру никаких свидетельств того, что можем или хотим поддержать наше правительство и законы".86
Перед лицом этой многочисленной армии все сопротивление на Западе рухнуло. Армия арестовала несколько человек и отправила двадцать мятежников в Филадельфию. Из них только двое были осуждены за измену, и оба были помилованы президентом. "Мятеж был объявлен и провозглашен, против него вооружились и выступили в поход, - подшучивал Джефферсон, - но его так и не смогли найти".87 Тем не менее, многие федералисты были довольны результатами. Восстание стало испытанием силы правительства, и оно успешно справилось с ним. Как сказал Гамильтон от имени многих федералистов, "восстание принесет нам много пользы и укрепит все позиции в этой стране".88 На самом деле, восстание настолько пошло на пользу национальному правительству, что некоторые считали, что за всем восстанием стоят федералисты. Мэдисон не сомневался, что если бы восстание не было так быстро подавлено, федералисты предприняли бы "грозную попытку... утвердить принцип, согласно которому постоянная армия необходима для исполнения законов".89
Для Вашингтона и других федералистов восстание было ближе. Хотя оно было подавлено, угроза потрясений, воссоединения и распространения французских революционных идей сохранялась. "Определенные общества, созданные самими собой", повсюду сеяли смуту. Восстание, заявил президент в своем гневном послании Конгрессу в ноябре 1794 года, было "разжигаемо комбинациями людей, которые, не заботясь о последствиях... . распространяли, по незнанию или извращая факты, подозрения, ревность и обвинения против всего правительства". Редко когда
